savin_e

http://inosmi.ru/world/20150531/228312947.html#ixzz3dMU2hWIk
«Худейте от шоколада!» — трубили заголовки. Группа немецких исследователей выяснила, что сидящие на низкоуглеводной диете люди худеют на 10% быстрее, если ежедневно съедают по плитке шоколада. Эта новость появилась на первой странице крупнейшей европейской газеты Bild сразу под подробностями о крушении самолета Germanwings. Оттуда она срикошетила в интернет и далее, став сенсацией в 20 с лишним странах и прозвучав на десятке языков. Ее обсуждали на телевидении. Она появилась в глянцевых журналах, в частности, в июньском номере журнала Shape (под заголовком «Почему шоколад надо есть каждый день», стр. 128). Авторы исследования выяснили, что шоколад не только ускоряет похудение, но и приводит в норму уровень холестерина, а также улучшает общее состояние. Bild приводит слова руководителя исследовательской группы, доктора наук, директора по научной работе из Института диеты и здоровья Йоханнеса Боханнена: «Лучшее в этом то, что шоколад продается повсюду».

( Read more... )

А один провидец, прочитавший материал о нас в Daily Express от 4 апреля, сказал так: «В диетологии каждый день это первое апреля».

Все, кто когда либо изучал (или хотя бы "проходил мимо"), курса "Методологические основы психологии" наверняка помнят про четыре уровня научной методологии: 1) философский, 2) общенаучный, 3) конкретно-научный, 4) конкретных методик исследования. Кажется впервые это "учение об уровнях" появилось в книге Э.Г. Юдина в 1978 году, затем многократно перепечатывалось, в том числе и без каких-либо упоминаний первоисточника. Различение этих уровней (особенно 1 и 2) мне всегда казалось делом не то, чтобы сложным; скорее, плохо различимым в контексте реального исследования. Однако обращение к историческому контексту, в котором возникла эта схема, позволяет представить ее более осмысленно, да и вообще является весьма занимательной историей. Вот, что пишет по этому поводу Б.Г.Юдин:

( О Тодоре Павлове и системных исследованиях )

Этот исторический сюжет поучителен во многих отношениях. Во-первых, в том, как при обращении к историческому контексту возникновения той или иной идеи она становится намного более осмыслена. Во-вторых, становится ясным, что уровневая схема по своему происхождению создавалась по сути лишь для того, чтобы обозначить место вполне конкретного методологического подхода - системных исследований и лишь затем стала мыслится как некая схема строения методологического знания вообще. В-третьих, примечательно, что некая идея, возникшая во вполне конкретном социальном, прагматическом контексте, затем, когда прагматическое ее существание уже не было столь оправданным, догматизировалась и превратилась в универсальную схему.

Как известно при интерпретации корреляционных связей принимаются во внимание три основных характеристики: статистическая значимость, направленность (прямая, обратная, нелинейная связь) и сила связи. Особенно важны две последние характеристики поскольку именно они позволяют дать содержательную интерпретацию связи между переменными. Однако если направленность в общем случае может быть определена и наглядно представлена через особенность распределения данных на корреляционном поле (что, собственно, и делается во всех руководствах по статистике и в наглядных демонстрациях), то с силой связи дело обстоит сложнее.

Общепринятый способ выражения силы корреляционной связи — коэффициент детерминации, который представляет собой коэффициент корреляции возведенный в квадрат. Это степень изменчивости одной переменной корреляции, вызванная изменчиво­стью другой переменной. Например, если коэффициент корреляции между уровнем интеллекта и последующей успещностью обучения равен 0,30, то коэффициент детерминации — 0,09. Это означает, что 9% изменчивости в обучении связаны с изменчивостью уровня интеллекта, а остальные 91% связаны с изменчивостью других факторов. Именно этот показатель зачастую фигурирует в популярных изложениях корреляционных исследований, когда пишут, что некий X зависит от Y «на 25 процентов».

Основная сложность интерпретации коэффициента детерминации состоит в том, что в нем фигурирует интуитивно плохо уловимый термин «процент изменчивости (дисперсии)». Проценты обычно интуитивно соотносятся с некоторыми количествами единиц, которые можно посчитать. В случае корреляционного анализа - это процент испытуемых. Для понимания величины некоторого конкретного коэффициента корреляции лучше было бы иметь наглядное представление о том, сколько человек, имеющий высокий уровень признака X вместе с тем имеют и высокий уровень развития признака Y. Например, сколько процентов людей с высоким уровнем интеллекта имеют в последующем хорошую успеваемость, если коэффициент корреляции между этими величинами, например, 0,30. Эта идея хорошо монтируется с наглядным представлением о связи между величинами, которое опирается на корреляционное поле (диаграмму рассеяния).
( Read more... )

Возможно первый документальный фильм о системе развивающего обучения, снятый А.К. Дусавицким на Харьковской студии телевидения в 1969 году. Об истории фильма здесь.

Как пишет А.Маслоу в предисловии к одному из изданий «Мотивации и личности»:

«Человек выбирает, какую мотивацию приписать наблюдаемому им поведению, и делает это в соответствии с собственным мировоззрением — оптимистическим или пессимистическим. На мой вкус, второй вариант выбора сегодня совершается гораздо чаще первого, настолько часто, что я готов назвать этот феномен «принижением уровня мотивации». Если говорить кратко, то данный феномен проявляет себя в том, что психолог, желающий объяснить поведение, отдает предпочтение низшим мотивам в ущерб мотивам среднего уровня, а последние, в свою очередь, предпочитает высшим. Чисто материалистическая мотивация предпочитается социальной мотивации или метамотивации, крайне редко в своих толкованиях психологи пользуются комбинацией всех трех видов мотивации».

Эта мысль, направлена, конечно, против психоаналитического понимания человеческой природы, хотя и несколько неявно. Раньше я обычно пояснял её обращаясь к Стивенсону. Исходный конфликт, который заложен в «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», соответствует психоаналитической трактовке человеческой природы, где агрессивное и деструктивное начало (Хайд) сдерживается неким тонким слоем человеческой культуры и воспитанности (Джекил) и высвобождается при отсутствии контроля. Гуманистическая психология меняет эту картинку на прямо противоположную и склонна идти в понимании человека скорее «от Хайда», в котором (в том числе и усилиями социального окружения) подавлен Джекил. Если в психоанализе, если говорить несколько упрощенно, низшие (агрессивные и деструктивные) устремления подавляются высшими, то в гуманистической психологии всё наоборот - низшее подавляет (при опоре на социальное окружение) высшее. Подавление высших человеческих устремлений, как пишет Маслоу:

( о метапатологиях )

Сравнение, при всей своей условности и упрощениях, работало достаточно хорошо и помогало «запускать» дальнейшее обсуждение. В последнее время, к сожалению, большинство студентов плохо знакомы с повестью Стивенсона, приходится просто пересказывать её содержание, а это уже не то. Абстрактные размышления не совмещаются с нужным чувственно-эмоциональным фоном, а связываются с абстрактным же пересказом и делают исходное сравнение малоэффективным. Увы. Впрочем, Маслоу и так хорош, без дополнительных сравнений.

В книге Л.Грехема «Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе» есть очень любопытный сюжет, отчасти имеющий отношение к проблемам политической ангажированности исследований в области способностей и интеллекта. Анализируя дискусии по вопросу "природа-воспитание" (в том числе в отношении способностей человека), которые имели место в советской научной и публицистической прессе, Грехем обращает внимание на то, что а) позиции участников этой дискуссии достаточно однозначно прочитывались в системе оппозиции "консервативное (властное) - либеральное (оппозиционное)" и, б) соотнесенность позиций при этом была прямо противоположной той, что имела место при аналогичных дискуссиях в США. Как замечает Грехем,

"Как это ни покажется странным западным читателям, в умах которых генетический подход к объяснению поведения человека обычно ассоциируется с политическим консерватизмом, в советском обществе того времени подобные подходы рассматривались как проявление «либерализма», поскольку означали еще один шаг в направлении освобождения от сталинизма, «лысенкоизма» и марксистского догматизма... Для советских независимо мыслящих интеллектуалов характерной была тенденция рассматривать сторонников «природы» в названной дискуссии как «хороших парней» (антисталинистов и антидогматиков), а сторонников «воспитания» — как «плохих парней» (партийных функционеров, пролысенкоистов)".

Интересно, такая тенденция сохранилась до сих пор и накладывается уже на оценку более современных дискуссий по проблемам в области (IQ, природа, воспитание). Достаточно выразительна в этом отношении статья С.Степанова, посвященная дискуссиям вокруг некогда скандальной книги Р.Хернстайна и Ч.Мюррея «Колоколообразная кривая». Вот некоторые характерные пассажи из этой статьи:

( Выдержки )

В этих пассажах интересна не только и не столько содержательная сторона, сколько те, отчасти неявные коннотации, которые выдают скрытые конструкты, которыми пользуется автор, чтобы придать смысл дискуссии.

Автор прямо актуализирует советский опыт дискуссий по проблеме («для российских психологов, успевших побывать советскими, картина до боли знакомая», «так и у нас вели себя порядочные люди на партийных «дискуссиях» 30–50-х гг.») причем в контексте этого опыта смысл ситуации выглядит так, что «американское правительство» выдвинуло некий «сугубо конкретный заказ» который, с «неиссякаемым рвением» принялись выполнять Стернберг и Гарднер, а также «штатный автор» журнала «Коммунист»Scientific American, который подводит итог дискуссии «что впору ждать в следующем номере публикации постановления партии (какая там у них правящая?) «О психодиагностических извращениях в системе народного образования».
Этой, «властной» (=плохая) позиции противопоставляется позиция «оппонента», которая в этой схеме прочитывается как представляющая «объективные научные данные», «хорошо известные в науке факты», «нелицеприятную истину», которая опирается на «самые адекватные средства диагностики интеллекта». Эта позиция рассматривается как более «хорошая» («к чести ученых», «порядочные люди»), хотя и заведомо более слабая перед всесильной властью («робкая попытка», «менее именитого спецалиста» сдобренная «неуклюжими политкорректными реверансами»).

Нетрудно видеть, что схема, неявно предлагаемая С.Степановым по сути наследует той, что описана Л.Грехемом применительно к советским дискуссиям. Она несколько искажает реальное положение дел, хотя бы потому, что вряд ли упомянутые Хернстейн, Мюррей и Готфредсон согласились бы с навешиваемым им ярлыком «хороших научных диссидентов». Напротив, в интерпретации самих Р. Хернстейна и Ч. Мюррея их позиция определяется как «классическая» и противопоставляется «ревизионистской» (Пиаже, информационный поход и Стернберг) и «радикальной» (Гарднер и теория множественного интеллекта). Кроме того, известное, инициированное Л.Готфредсон письмо 52 психологов в защиту позиции Хернстейна и Мюррея, озаглавленное «Mainstream Science on Intelligence» также актуализировало представление об общепринятой (=властной) традиции, а отнюдь не об оппозиции существующему порядку.

Похоже, что большинство френдов-психологов так или иначе уже отреагировали на Открытое письмо, подготовленное М.С. Егоровой по поводу экспертизы В.В. Абраменковой и ко.. Но тем не менее. Для понимания общего контекста лучше не ограничиваться материалом в psy_pro, а заглянуть на сайт ht.ru (прямая ссылка, которая приведена в посте, скорее всего не будет работать без авторизации, поэтому лучше переходить с главной страницы сайта в раздел «Блоги экспертов» и там смотреть последние обсуждения в блогах М.С. Егоровой, Т.Ю. Базарова и А.Г. Шмелева).

Часто сталкиваюсь с тем, что недоверие к данным, получаемым с помощью опросников, продиктовано не только соображениями рационального характера (типа обоснованных претензий к надежности и валидности), но и «зашито» где-то на уровне познавательных убеждений (опросники плохи, просто потому, что это опросники). Последнее, кстати, может сочетаться на уровне практической работы с совершенно бестолковым использованием кое-как сконструированных опросников (вероятно, по принципу «то, что нельзя сделать хорошо в принципе, не стоит стараться сделать хорошо»). Размышляя об истоках такого познавательного убеждения, прихожу к выводу о том, что оно может быть следствием организующего влияния установок, производных от двух, во многом противоположных, психологических направлений — бихевиоризма и психоанализа. Первый, как известно, в своих классических вариантах отрицал ценность процедур самоотчета в принципе, второй — исподволь приучил психологов относится к данным самоотчета с подозрением в том смысле, что люди склонны скорее лгать, нежели рассказывать о себе правдиво. Взаимное влияние двух этих линий по сути и ударило по самоотчету, и могло сформировать некое глобальное недоверие к нему как методу.

А.В.Юревич обсуждая некоторую близость научных данных к обыденному психологическому знанию, к тому, что и так известно из обыденного опыта, приводит удачный пример, который очень хорошо фокусирует суть данной проблемы. Он пишет:

Представим себе фантастическую ситуацию: некую цивилизацию, где мыслящими единицами являются не люди, а, скажем, атомы. Наверное, законы атомной физики они воспринимали бы как тривиальное описание банальной для них реальности. Нашему же интеллекту соразмерна не атомная, а психическая реальность, и поэтому мы просто не замечаем многих психологических закономерностей, воспринимая их как тривиальности. Для того, чтобы проиллюстрировать, что это – именно законы и очень важные, представим себе обратную ситуацию: на нашу планету высадились существа, ничего не знающие о нас. Любое обобщение нашего повседневного опыта, например, то, что мы стремимся к максимизации своих выигрышей и не любим проигрывать, наверняка, прозвучало бы для них как важный закон, заключающий в себе ценную информацию о человечестве (Юревич А.В. Методологический либерализм в психологии // Вопросы психологии. 2001. № 5. С.8).

В сущности, факт соразмерности нам той реальности, которая изучается психологией, дает, на мой взгляд, очень важный критерий для оценки правдоподобия того или иного эмпирического результата или теоретического вывода. Этот критерий – степень того, насколько полученный результат вписывается в некий горизонт обыденного опыта и не выглядит по отношению к этому опыту слишком уж противоречивым. При этом важно не то, насколько результат соответствует, скажем так, первоначальным ожиданиям. В психологии много вещей, которые явно этим ожиданиям явно не соответствуют. (Например, при первом знакомстве с законом Йеркса-Додсона большинство студентов первоначально выдвигают предположение о некоей линейной зависимости между уровнем активации и эффективностью деятельности, многие работы в области теории когнитивного диссонанса противоречат ожиданиям и т.п.) Важно другое – результат должен соответствовать обыденному опыту хотя бы задним числом (зная закон Йеркса-Додсона легко найти ему подтверждения в своем обыденном опыте). В противном случае этот результат (или вывод) все же принимается с трудом и с неким подозрением. Причина этому опять таки в этой самой соразмерности нам познаваемой реальности. Конечно, может быть психология в конце концов доберется до исследования и понимания таких вещей, которые нам сложно вообразить и соотнести с собственным опытом. Но тогда, наверное, это будет совсем другая наука.